Игорь Ластунов
|
| |
Пост N: 86
|
|
Отправлено: 13.02.18 22:54. Заголовок: ДОНСКОЙ ЮНКЕРСКИЙ ПО..
ДОНСКОЙ ЮНКЕРСКИЙ ПОЛК Б. Прянишников Да, был такой полк. Сформирован он был в крымский период Белого движения и долг свой исполнял как и подобало всем российским юнкерам, Коротка история этого полка, всего с середины марта до середины августа 1920 года. Но у него довольно долгая предыстория. В 1869 году, по воле Государя Императора Александра 11, было основано Новочеркасское казачье училище. Поначалу в училище, как и в некоторых других военных школах дореволюционной России, был трехлетний курс обучения для тех, кто окончил только шесть классов средней школы. Но с течением времени училище было преобразовано в военное с двухлетним курсом, и принимали в него молодых людей, прошедших полную программу средней школы. Донское казачье войско - это часть славной российской конницы. Новочеркасское военное училище выпускало в казачьи полки молодых офицеров, прошедших суровую выучку конника. Мало было быть хорошим ездоком, нужно было уметь и джигитовать. Был одно время в училище полковник Фомин, не раз говаривавший: "Девяносто девять убью, а одного конником сделаю". Строгий был командир сотни, его и любили и боялись. Донское войско пополнялось также офицерами, выпущенными из казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. Хотя Николаевское училище и звали "гвардейской школой", никакой розни между выпускниками обоих училищ в полках не было. Все офицеры чувствовали себя членами одной полковой семьи. В Новочеркасское училище поступали лишь немногие питомцы Донского Императора Александра 111 кадетского корпуса. Большинство из них отправлялось в Петербург, в Николаевское кавалерийское, Николаевское инженерное, Михайловское и Константиновское артиллерийские училища. А в пехоту донские кадеты не выходили. До первой мировой войны училище выпустило немало офицеров. Все они были на высоте, прекрасно справлялись со своими обязанностями в полках. Во время войны 1914-1918 годов потери в офицерских кадрах затронули и конницу. В Донских казачьих полках, а их тогда было около шестидесяти, не хватало офицеров, и в эти годы училище перешло на ускоренный восьмимесячный курс Грянула ненужная России февральская революция, за ней последовал "великий октябрь". Дон не признал власти большевиков. Донской атаман, генерал от кавалерии А.М. Каледин и бывшие Верховные Главнокомандующие генералы М.В.Алексеев и Л.Г. Корнилов пытались организовать вооруженные силы для борьбы с большевиками. Трудными были их первые шаги. В казармах на Хотунке, вблизи Новочеркасска находились два запасных пехотных полка распропагандированные большевиками. И первым делом надо было разоружить разнузданную солдатню. С этим делом юнкера Новочеркасского училища справились блестяще. Без единого выстрела неожиданным налетом на Хотунок они разоружили эти полки и разогнали солдат по домам. Тем самым была устранена непосредственная угроза Новочеркасску. Таким образом стал Новочеркасск "колыбелью контрреволюции". В конце ноября 1917 года в Ростове-на-Дону вспыхнуло большевистское восстание. Атаман Каледии собрал небольшие силы, что были у него тогда под рукой, и 2-го декабря, после нескольких дней боев с восставшим ростовским гарнизоном, город был взят. Матросы бежали на канонерке "Колхида", а солдат разоружили и разогнали по домам. В подавлении восстания участвовало и училище под командованием своего начальника Ген. штаба генерал-майора П.Х. Попова. Вопреки разрешению начальства, несколько кадет разных старших классов удрали из корпуса на фронт. Мы, пятиклассники, Андрей Решетовский, Саша Горбачев и я добрались до станции Кизитеринка и поступили в отряд юнкеров Михайловского и Константиновского артиллерийских училищ, бежавших на Дон из Петербурга. В первом же бою Саша Горбачев был смертельно ранен. Перед боем он был грустен, словно предчувствовал свою гибель. Когда Андрей и я пытались оказать ему первую помощь, он сказал: "Передайте папе и маме, что я умираю за Россию, за родной Дон". После подавления восстания в Ростове, юнкера Новочеркасского училища совместно с отрядом юнкеров Константиновского и Михайловского артиллерийских училищ. 6 декабря в конном строю и на тачанках ворвались в село Лежанку, на севере Ставропольской губернии. Здесь они захватили одну из батарей 39-ой пехотной дивизии, распропагандированной большевиками и покинувшей Кавказский фронт. 7 декабря батарея была доставлена в Новочеркасск и передана Добровольческой армии. То были ее первые пушки. Бежавший из Быховской тюрьмы генерал Л.Г.Корнилов по прибытии в Новочеркасск первые дни тайно проживал в доме моего дяди В.И,Дударева, который был одним из немногих присоединившихся к генералу Корнилову в дни так называемого "корниловского мятежа". Формировалась героическая Добровольческая армия, малая числом, но сильная духом. Донская молодежь - гимназисты, реалисты и наши кадеты вступали в ряды партизанских отрядов полковников Чернецова и Семилетова. Но в те дни донские казачьи полки, одураченные антивоенной пропагандой большевиков, с оружием в руках, возвращались на Дон. Не вняли они призывам своего выборного атамана, изменили Дону, стали на сторону большевиков. Во главе с Голубовым эти казаки наступали на Новочеркасск, а красная гвардия - на Таганрог и Ростов. Давили они своей многочисленностью, пал в бою Чернецов, путь в Новочеркасск был Голубову открыт. Отчаявшись, 29 января 1918 года атаман Каледин застрелился. Не имея сил удержать Ростов в своих руках, Добровольческая армия с Корниловым во главе покинула город и начала свой знаменитый Первый кубанский (ледяной) поход. А во главе отряда донцов, отправившихся в свой Степной поход, был начальник Новочеркасского училища генерал-майор Попов, с ним юнкера, остатки партизанских отрядов, офицеры, решившиеся идти в неизвестность. Был среди них и мой отец, командир разбежавшегося по своим станицам 4-го Донского запасного полка, квартировавшего в станице Нижне-Чирской. Надежды Походного атамана генерала Попова на отрезвление казаков оправдались. Уже в марте 1918 казаки убедились в гибельности большевизма. Начались восстания в Первом и Втором Донских округах. В Черкасском округе тоже вспыхнуло казачье восстание. Небольшой отряд генерала Попова оказал восставшим существенную помощь. Успешно действовали и те отряды, что были под руководством генерала П.Н. Краснова. В Новочеркасск вернулась казачья власть. Большая часть Области Войска Донского была освобождена в апреле. В борьбе за Новочеркасск бывали и неожиданности. Так 25-го апреля сложилось критическое положение, когда крупные силы красных вплотную подошли к северной окраине города. Но вдруг с запада пришла нежданная помощь - то был отряд полковника Дроздовского, пришедший "из Румынии походом" и ударивший во фланг наступавшим на город красным. Застигнутые врасплох, большевики бежали, преследуемые конницей. Население Новочеркасска оказало отряду Дроздовского горячий прием. После длительного и утомительного похода отряд смог тут отдохнуть, пополниться и приготовиться ко Второму кубанскому походу Добровольческой армии генерала Деникина. Тем временем быстро формировалась Донская армия, успешно теснившая Красных. Левый ее фланг обеспечивали немцы, занявшие Ростов. На правом, восточном фланге у Царицина завязались тяжелые бои с численно превосходящим противником. Избранный Донским атаманом генерал П.Н. Краснов приступил к формированию молодой Донской регулярной армии в составе трех конных дивизий и пластунской бригады с артиллерией и инженерными подразделениями. В эти дни в Новочеркасском военном училище были учреждены четыре отделения: конный, артиллерийский, пластунский и инженерный. Конники и артиллеристы составили первую сотню, пластуны и инженеры - вторую пешую. В то время преподавателями были бежавшие на Дон профессора военных академий. Так, например, артиллерию преподавал профессор Михайловской артиллерийской академии генерал Плеханов, а тактику - Ген.штаба генерал Новицкий. Были и другие прекрасные преподаватели, к сожалению, имена их память не сохранила. Помню лекции ген. Новицкого, читал он их блестяще и увлекательно: "Стало быть, дорогие юнкера, фланговое движение - один из самых трудных маневров. Не каждому начальнику удается он". Гражданская война требовала много жертв, и в полках донской пехоты не хватало пехотных офицеров. Ранней осенью 1919 года Донское правительство приняло решение создать Донское военное училище с ускоренным курсом обучения. Во время наступления летом 1919 года Донская армия захватила много пленных. Среди них оказалось немало учащейся молодежи из разных городов России. Эта молодежь, как правило, была сплошь враждебна большевикам и ее, наряду с молодыми донцами, зачислили в Донское военное училище, где были четыре пластунские сотни и одна конная. Начальником училища был назначен генерал-майор Максимов, а в преподавательском составе и курсовых офицерах недостатка не было. Так командиром первой пластунской сотни стал бывший курсовой офицер Виленского пехотного училища, это он принес в Донское училище славный лозунг: "Один в поле, и тот воин!" В 1919 году Новочеркасскому училищу исполнилось 50 лет. По случаю юбилея Донской атаман Ген.штаба генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский переименовал его в Атаманское военное училище с присвоением ему формы Лейб-Гвардии Атаманского полка. В этом же году на младший курс был принят весь ХХХ выпуск Донского кадетского корпуса. К великому несчастью России, поход армий генерала А.И. Деникина на Москву обернулся тяжким и непоправимым поражением. Накануне Рождества Христова 1919 года без боя был оставлен Новочеркасск. Наш кадетский корпус походным порядком двинулся к станице Аксайской. Переправившись по льду через Дон и переночевав в станице Ольгинской, корпус отправился дальше на Кубань и расположился в Павловской станице, где встретился с Атаманским военным училищем. Наш ХХХ1 выпуск был полностью переведен на младший курс, остальные шесть классов через Новороссийск эвакуировались в Египет. Страшной была зима в начале 1920 года. Сыпной тиф косил людей направо и налево, многие юнкера умирали тогда, лежа на полу домов и школьных помещений. Тяжко болел и я, но с Божьей помощью, одолел болезнь и поправлялся уже в Екатеринодарском 4-ом запасном госпитале. Из Екатеринодара большая группа больных и выздоравливающих Атаманцев прибыла в Новороссийск в санитарной летучке. В Новороссийске нас почему-то из классных вагонов переселили в теплушки и загнали их в парк А, удаленный от вокзала и порта. Тем временем продолжалось неудержимое отступление к Новороссийску. Растерявшийся штаб генерала Деникина не сумел организовать оборону Новороссийска на коротком фронте, упиравшемся своими флангами в побережье. Между тем, войск было предостаточно. Сама эвакуация в Крым была организована из рук вон плохо. Утром 13 марта я услышал отдаленный гул орудий, то красные подходили к Тоннельной. Взобравшись с трудом на крышу вагона, я увидел колонны войск, спешивших в порт на погрузку. Тоннажа не хватало, и большая часть Донской армии, вместе с Кубанцами, была вынуждена отступать вдоль побережья Черного моря на Туапсе. В наших теплушках было около пятидесяти юнкеров. Многие из них не могли передвигаться, а уходить из парка А было жизненно необходимо. К счастью о нас вспомнил начальник Атаманского училища генерал-майор Семенченков. К нам верхом приехали старший портупей-юнкер Н.И. Кострюков (впоследствии ставший регентом известного Донского казачьего хора) и казак вахмистр Егупов с поручением вывести юнкеров, могущих идти пешком, в порт на погрузку. Предполагалось, что за остальными будут присланы повозки. С большим трудом мы, человек двадцать юнкеров, преодолели пять или шесть километров, отделявших нашу летучку от Восточного мола. Но в тот момент, когда мы были уже у цели, пароход "Россия" с училищем и другими частями на борту, отшвартовался. Кострюков и Егупов успели подняться на борт, а мы остались на молу. Что же с нами случится? Новороссийск был объят пожарами, горели склады интендантства, часы показывали начало третьего. Было холодно. Мы закутались в брошенные на молу одеяла и застыли в недоумении - у мола не было больше не одного, даже малого суденышка. И все же мы не были забыты. Ночью к молу пришвартовался английский миноносец. Дюжие матросы перебрасывали нас как бревна через борт на палубу. Слава Богу, мы спасены! Выйдя в открытое море, утром миноносцу встретился угольщик "Доланд", шедший в Новороссийск. Но поскольку город был уже в руках красных, "Доланду" оставался лишь путь назад в Крым. Нас перегрузили на пароход. Черные от угольной пыли, днем мы прибыли в Феодосию. На набережной, неожиданно для себя, я увидел моего отца, который, как выяснилось, выехал на пароходе "Россия". Нашей радости не было предела, до того это было неожиданно. Как еще слабого после сыпного и возвратного тифов, отец взял меня из училища в отпуск. Вместе с донскими полками мы выехали в Евпаторию, где предстоял отдых и переформирование остатков Донской армии в Донской корпус Русской армии генерала П.Н. Врангеля. Поправившись и окрепнув, я вернулся в строй и там узнал о смерти от тифа генерала Семенченкова и его сына Бориса, вице-вахмистра моего ХХХ1 выпуска. Оба училища, Атаманское и Донское были сведены в Донской юнкерский полк трехдивизионного состава: первый дивизион состоял из двух сотен Атаманского училища, второй и третий - из пяти сотен Донского. Всего в полку было немногим больше 700 юнкеров, плюс командный и преподавательский состав и нестроевая команда из казаков. Помещались мы в просторном здании местной гимназии, спали на полу, так как коек не было. Командир полка генерал Алексей Михайлович Максимов был строгий и заботливый. Прекрасный оратор, он с первых же дней сумел внушить нам, что еще не все потеряно, что под командованием Врангеля мы продолжим борьбу за Россию. Действительно, Врангель сотворил чудо. Вдохновленная волей и верой своего Главнокомандующего в Правое Дело, деморализованная масса отступивших в Крым полков воспрянула духом и в мгновение ока превратилась в боеспособную силу. В кратчайший срок полки были приведены в порядок, сформировано четыре корпуса, налажен тыл и на всякий случай приняты меры к эвакуации армии из Крыма за рубеж родной страны. 25 мая 1920 года Русская армия вырвалась из Крыма на просторы Северной Таврии, нанеся поражение 13-ой красной армии. В эти дни Донской юнкерский полк был переброшен по железной дороге на Чонгарский полуостров и занял позиции около станции Сальково, весьма важной со стратегической точки зрения: в случае прорыва красных к Сальковскому перешейку создавалась угроза тылам армии. Тут наш полк находился примерно две недели. В середине июня переброшенный с Кавказа конный корпус "товарища" Жлобы с приданной ему пехотой наступая рассекающим наш фронт глубоким клином попытался взять Мелитополь и нанести сокрушительное поражение Русской армии. Обстановка складывалась крайне неблагоприятно, даже критически. В Мелитополе слышался гул орудий. Но гениальный Врангель блестяще вышел из положения. С трех сторон он обложил клин Жлобы пехотой, немногочисленной на севере конницей и бронепоездами. В жестоких боях Жлоба был разбит наголову. В это время наш полк был срочно вызван в Мелитополь и занял слабо укрепленные позиции к северу и востоку от большого и богатого села Вознесенское, загораживая путь к городу на случай, если не устоит Третья Донская дивизия, занимавшая позиции у села Астраханки. Как писал ген. Врангель в своих "Записках", том 6-ой "Белого Дела": "Работа в штабе шла своим порядком, однако чувствовалось, что нервы напряжены до крайности. В моем резерве для прикрытия города оставался всего один юнкерский полк, выдвинутый в район села Вознесенского". Это и был наш юнкерский полк - последний оперативный резерв Русской армии в Таврии. А мы были готовы встретить конницу Жлобы достойным образом. Но до нас Жлоба не дошел. 19 июня конницу Жлобы с юга атаковали 2-ая и 3-я Донские дивизии, с запада Корниловская и Дроздовская дивизии, с северозапада 2-ая конная дивизия и бронепоезда. Жлоба потерпел сокрушительное поражение. Как писал Врангель: "Атакованные с фронта и фланга и поражаемые метательными снарядами нашей воздушной эскадрильи, массы красной конницы смешались и бросились бежать в разных направлениях... Конная группа 'товарища' Жлобы была разгромлена совершенно. Вся артиллерия противника, свыше сорока орудий, до 200 пулеметов и до 2000 пленных попали в наши руки. Мы захватили 3000 коней. Полки 2-ой конной и Донских дивизий полностью пополнили свой конский состав". После победы наш юнкерский полк разместился в здании реального училища в Мелитополе. Начались обычные лекции, к которым прибавились обязанности гарнизона в городе: караулы, патрули, охрана штабов и тыла. Революция расправилась со школьными партами, в классах они начисто отсутствовали, но сохранились на стенах классные доски. Слушали мы лекции по тактике, артиллерии, фортификации и прочим наукам сидя на полу. Надо сказать, что проведенные в Мелитополе дни оставили у нас хорошие воспоминания. Жители города относились к нам прекрасно, а особенно милые девушки, местные гимназистки; тут не обошлось без романов. Казалось, что все обстоит благополучно, но это только казалось. Красные не дремали, численность их войск на фронте неуклонно возрастала. В конце июля они сосредоточили крупные силы на правом берегу Днепра против Каховки и Алешек. Генералу Врангелю было ясно, что красные готовятся к переправе у Каховки с целью стремительного наступления на Перекоп с выходом в тыл Русской армии. Он немедленно принял меры к отражению этого удара. Во фланг красных, вытеснивших части 2-го армейского корпуса генерала Слащева из Каховки, он направил конный корпус генерала Барбовича, 2-ую Донскую казачью дивизию генерала Татаркина (красные прозвали донцов "каретой скорой помощи") и наш юнкерский полк. В своих "Записках" генерал Врангель ошибочно назвал наш полк Алексеевским военным училищем. В солнечный воскресный день, когда лекций не было, многие юнкера собирались в отпуск в город. В это время мой отец был в Мелитополе. По возрасту он недавно был уволен в отставку и подумывал о том, как перебраться через фронт, чтобы соединиться с оставленной в Екатеринодаре семьей. Я был против его намерения, учитывая грозившую ему опасность. Готовился к встрече с ним в городе, но увидеть его еще раз мне не пришлось. Наш полк подняли по тревоге, ушедшие в город юнкера спешно вернулись в училище. В ранний полуденный час мы двинулись походным порядком на Серогозы. Занявши 26 июля Каховку, переправив затем по понтонному мосту Латышскую и 52-ю стрелковые дивизии, красные прошли полпути до Перекопа, встречая упорное сопротивление частей 2-го корпуса. 29 июля генерал Врангель отдал приказ о переходе в контрнаступление. Наш юнкерский полк был направлен в распоряжение генерала Слащева. Взаимодействуя с 13-й пехотной дивизией, полк занял позицию в центре нашего расположения, непосредственно против Каховки. Чем ближе мы подходили к Каховке, тем ожесточеннее становилось сопротивление Латышской дивизии. Особенно жаркий бой разгорелся под вечер 2-го августа. Наша первая сотня в составе только трех взводов (четвертый артиллерийский оставался в Севастополе, продолжая обычные занятия науками) развернулась в степь. Справа от нас - вторая сотня, сзади - эшелонированные в глубину другие сотни, так же как и слева. Наше наступление было стремительным, шли как на параде. Видимо мы произвели внушительное впечатление на латышей, которые, отстреливаясь, бежали к Каховке. Мне выпало быть правофланговым первой сотни, поэтому я хорошо видел, что происходило у соседней второй сотни. Именно эта сотня понесла наиболее чувствительные потери. Наповал был убит командир сотни есаул Жуковский, заменивший его подъесаул Страхов был тяжело ранен, в командование сотней вступил вахмистр Расторгуев. Но и он был тяжело ранен. В потерявшей управление сотне возникло замешательство, но длилось оно лишь одну-две минуты. Вдруг раздался громкий голос старшего портупей-юнкера Жана Сагацкого: "Сотня, слушать мою команду!" Мгновенно восстановился порядок, залегшая было сотня двинулась вперед, а я ободрял необстрелянных правофланговых этой сотни. Вдруг сильный удар в правую щеку свалил меня на землю, во рту была кровь. Склонившись надо мною наш санитар Поляков кому-то крикнул: "Да он убит!" Я возмутился и пробормотал: "Да перевязывай меня скорее, жив я еще". Рана оказалась легкой, но могла быть и фатальной - пуля пронзила жевательную мышцу и несколько дней я не мог жевать. Я остался в строю, за что по статуту был награжден Георгиевским крестом четвертой степени. А Георгиевскую медаль четвертой степени я получил во Втором Кубанском походе. Уже темнело, когда мы приблизились к хутору Терны, что в трех километрах от Каховки, Несмотря на сильный орудийный и пулеметный огонь красных, мы рвались дальше. Велико было наше разочарование, когда командир нашей сотни полковник Кочетов приказал залечь и окопаться. Спустилась ночь, изредка нарушавшаяся редкими выстрелами - красные, видимо, нервничали. Наши разведчики подползли к латышам и обнаружили, что позиция красных у хутора выглядела солидно: окопы полного профиля с проволочными заграждениями, большое количество живой силы. Для атаки требовалась предварительная мощная артподготовка, а у нас пушек было мало. К тому же на правом берегу Днепра, у Берислава, красные установили несколько батарей, в том числе и тяжелые, Своим огнем они оказывали большую помощь красному гарнизону Каховки. Итак, несмотря на героические усилия, взять Каховку не удалось. Но на других участках нижнего Днепра, у Корсунского монастыря и Алешек, красные были разбиты и отброшены на правый берег реки. Ночь со 2 на 3 августа мы провели в поле вблизи от красных. Днем 3 августа на фронте было затишье, иногда разгоралась перестрелка, больше стреляли красные, а мы берегли патроны, не видя цели. Вечером 3-го августа наш полк вывели в резерв, а наши позиции заняла пехота Второго армейского корпуса. Полк понес не слишком большие потери, но павшим и изувеченным замены не было. Вскоре последовал приказ о переформировании полка в Атаманское военное училище пятисотенного состава: две конные сотни и три пластунских. Генерал Врангель распорядился о переброске училища в Севастополь, где оно стало как бы последним стратегическим резервом Главнокомандующего и одновременно гарнизоном города, прославившегося стойкой обороной во время Крымской войны В Севастополе мы расположились в казармах 49-го Брестского полка и приступили к обычным занятиям. Во второй половине августа наша первая сотня получила приятный подарок: прибыли 70 коней, закупленных в селах Крыма. Лошади были не слишком кавалерийскими, молодняк состоял из неуков. В первую же ночь, по недосмотру дневального семь лошадей ухитрились выбраться из конюшни и поспешили в свои родные села. Всех их поймали недалеко от Севастополя и привели в казармы. Поступивший к нам ремонт называли кличками, начинавшимися с буквы Б, А беглых лошадей назвали: Беженец, Бегун, Беглянка, Беглец, Бегунок, Бегунья. Мне достался темногнедой Беглец. Сразу же приступили к обучению коней, поначалу гоняли их на корде. Первая седловка была, как и полагалось, довольно трудной, Мой Беглец сопротивлялся, пришлось сильно ударить его в живот, чтобы туго затянуть подпруги. А когда раздалась команда "по коням", мой Беглец пытался меня сбросить наземь, я осадил его так, что он больше не пытался брыкаться. А злая кобылица Бездна умудрилась залезть под коновязь и чуть не сбросила того Полякова, что перевязывал мою рану под Каховкой. Вторая седловка прошла вполне благополучно, наши неуки стали постигать науку. Начались взводные ученья, а затем и сотенные. Просто диву даешься как под руководством такого командира как полковник Кочетов, (а по приемам обучения он был недалек от славного полковника Фомина), уже к началу октября сотня выглядела отлично. И это наряду с лекциями по всем военным наукам, включая маршрутные топографические съемки, проводившиеся группами юнкеров под руководством офицеров Генерального штаба. Как не вспомнить ту Сапун-гору, рельеф которой нелегко ложился на чертеж. А на фронте в Северной Таврии надвигалась гроза. Заключив перемирие с Польшей Пилсудского, красное командование начало переброску значительных сил с польского фронта, в том числе и буденовскую Первую конную армию. Три полевых армии, 4-ая, 6-ая и давно знакомая 13-ая, Первая и Вторая конные армии, имевшие по данным "Записок" генерала Врангеля до 65 тысяч штыков и 25 тысяч сабель, в середине октября изготовились для окончательного удара по нашей Русской армии. Оказалось, что ген. Врангель значительно приуменьшил силы красных. В книге Короткова "Разгром Врангеля" соотношение сил представлено так: у красных было 99500 штыков и 33685 сабель против 23070 штыков и 11595 сабель у Белых. У красных - 527 орудий и 2664 пулемета против наших 213 орудий и 1663 пулемета. Таким образом, красные превосходили численно больше чем в четыре раза. Казалось бы, такое превосходство, да еше при наличии удобного Каховского плацдарма и охвата всего фронта Русской армии должно было привести к ее полному разгрому и уничтожению. На самом же деле разгрома не произошло: в жарких боях красным не удалось отрезать армию от перешейков. Хотя потери Русской армии были чувствительными, тем не менее все дивизии 1-го армейского и Донского корпусов, конница генерала Барбовича, кубанцы и остатки 2-го армейского корпуса сумели прорваться в Крым и занять позиции на перешейках. В этот момент генерал Врангель бросил на фронт свой последний резерв - наше Атаманское училище. Мы выехали на фронт, а в Севастополе осталась хозяйственная часть, преподаватели, артиллерийский взвод, больные юнкера и нестроевые казаки, всего 76 человек. Мы заняли позиции на Чучакском полуострове на южном берегу Сиваша. Этот участок был пассивным, но и тут можно было ожидать переправу красных с северного берега. В ясную погоду мы могли наблюдать за передвижениями красных, заставы и патрули были все время начеку. Справа от Чонгарского полуострова и слева от Перекопа слышалась сильная канонада. Такой интенсивности артиллерийского огня не было за все время гражданской войны. На перешейках Русская армия вела свои последние ожесточенные бои с красными, стремясь обеспечить планомерную эвакуацию Крыма. Несмотря на громадные потери, красные непрерывно атаковали Перекоп и Сальково. Наша первая сотня расположилась в хуторе Большой Писюрман. Лошадей укрыли от холода в просторной кошаре, сами теснились в нескольких небольших домах хутора. За немногие месяцы мой Беглец привязался ко мне, и когда я по утрам входил в кошару, он приветствовал меня радостным ржаньем. Если у меня был кусочек сахара, то он осторожно брал его своими мягкими губами. То была настоящая дружба лошади и всадника. Так прошло десять лней. А утром 30 октября училище получило приказ: немедленно двигаться на Джанкой. Нам, конной сотне это было легко, а второй безлошадной сотне и пластунам пришлось идти форсированным маршем от Чучака до Джанкоя примерно сорок километров. К вечеру, еще засветло мы подъехали к станции Джанкой и тут узнали, что нас срочно вызывают в Севастополь. На станции нас ожидал поезд из товарных вагонов. Целый день мы ничего не ели, но в Джанкое нас накормили, чем Бог послал. Едва мы закончили погрузку лошадей, как стали подходить смертельно усталые от перехода остальные сотни. Погрузились они уже в полной темноте. Поезд тронулся. Для нас он стал последним поездом на родной земле. На подходе к Симферополю поезд задержался. Выяснилось, что красные подпольщики пытались поднять в городе восстание, но небольшой местный гарнизон (кажется это было Александровское военное училище и еще какие-то части) подавили эту попытку. Ранним утром 31 октября поезд остановился у севастопольского вокзала. Выгрузившись, первая сотня получила приказ небольшими разъездами рассыпаться по городу и навести порядок там, где он был нарушен вследствие отсутствия сколько-нибудь значительного гарнизона. Мой разъезд в три коня направился к складу Американского Красного Креста, где огромная толпа местных жителей ворвалась в неохраняемый склад и тащила из него все, что попадалось под руку. Тут пригодился мой трофейный наган, подобранный на поле боя под Каховкой. Я выстрелил в воздух только один раз, и вся толпа в панике разбежалась. Навстречу нам вышел заведующий складом поручик, от души поблагодарил за нежданную помощь и одарил каждого из нас большой банкой "корнед биф". Подкрепившись, мы двинулись дальше, но больше никаких беспорядков не обнаружили. На Нахимовском проспекте было людно. Многие местные жители и беженцы с севера озабоченно спрашивали, когда и где можно погрузиться на пароходы. Толком мы не знали; отвечали, что командование принимает все меры для вывоза из Крыма всех желающих. В назначенном месте собралась вся наша сотня. Полковник Кочетов объяснил нам задачу: по приказу генерала Врангеля, для прикрытия посадки отходящих от Перекопа войск и беженцев, Атаманскому военному училищу и Сергиевскому артиллерийскому занять линию укреплений Крымской войны 1855-го года. На фланги были посланы наши сотни. Мой разъезд наблюдал за порядком на шоссе, ведущем в Балаклаву, разъезд недавно умершего Васи Рахмина находился около Инкермана. На остальных участках были расположены заставы. Никаких происшествий не случилось, красное подполье в городе не посмело чинить препятствий, узнав, что Севастополь был под надежной охраной юнкеров. Утро 1-го ноября было ясным и солнечным. Кто-то из местных жителей подвез нам свежий, еще теплый хлеб и молоко. Мы поблагодарили. Подкрепившись, мы продвинулись примерно на две версты к Балаклаве, но ничего тревожного не обнаружили. В час дня к нам прискакал связной юнкер, имени его не помню. Он передал приказание немедленно прибыть на Нахимовскую площадь. Вместе с ним мы рысью двинулись в город и присоединились к училищу. Оно и Сергиевские артиллеристы выстроились на Нахимовской площади.
|